Кн.1. Десятая жертва. Корпорация "Бессмертие" - Страница 3

Большинство посетителей не обратило внимания на происшедшее; это были главным образом подлинные ценители искусства, не любившие, когда процесс эстетического созерцания нарушался мелкими досадными инцидентами.

Прибывший полицейский не спеша подошел к Кэролайн и спросил:

— Охотник или жертва?

— Жертва, — ответила она и подала ему свою карточку.

Полицейский кивнул, наклонился над трупом китайца, достал его бумажник, извлек оттуда карточку и перечеркнул ее крест-накрест. На карточке Кэролайн полицейский сделал звездообразную просечку под рядом таких же и вернул ее.

— Участвовали в девяти Охотах, верно, мисс? — произнес он почтительно.

— Совершенно верно, — сдержанно ответила Кэролайн.

— Ну что ж, у вас это здорово получается, да и сегодня вы убили его аккуратно и со знанием дела, — одобрил полицейский, — без лишней жестокости, как некоторые. Лично я люблю наблюдать, как работают настоящие профессионалы: убивают ли они, готовят ли пищу, чинят обувь или еще что-нибудь… А что делать с призовыми деньгами?

— Пусть министерство перечислит их на мой счет, — бросила Кэролайн.

— Я сообщу им, — пообещал полицейский. — Вы успешно провели девять Охот! Осталась всего одна, а?

Кэролайн кивнула. Вокруг нее постепенно собралась целая толпа, оттеснившая полицейского. Это были одни женщины: женщины-охотники встречались довольно редко, а потому привлекали внимание.

Послышались возгласы одобрения, и Кэролайн, вежливо улыбаясь, выслушивала их в течение нескольких минут. Наконец она почувствовала усталость — нормальному человеку трудно привыкнуть к эмоциональному напряжению Охоты.

— Очень вам благодарна, — сказала она, — но сейчас мне нужно отдохнуть. Господин полицейский, вас не затруднит прислать мне галстук охотника? Я сохраню его как сувенир.

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил полицейский.

Он помог Кэролайн пробраться сквозь восторженную толпу и проводил до ближайшего такси.

Пять минут спустя в зал вошел невысокий бородатый мужчина в вельветовом костюме и лакированных туфлях. Он посмотрел по сторонам, удивляясь пустоте залов: почему говорили, что на эту выставку трудно достать билеты? Ну да ладно. Мужчина начал осматривать экспонаты.

Разглядывая картины и скульптуры, он многозначительно кивал, якобы со знанием дела. Подойдя к трупу китайца, распростертому посреди зала в луже крови, мужчина остановился. Он долго и задумчиво смотрел на труп, потом заглянул в каталог, обнаружил, что там его нет, и пришел к заключению, что экспонат прибыл слишком поздно, а потому не попал в список. Он еще раз внимательно посмотрел, углубившись в размышления, и наконец высказал вслух свою точку зрения:

— Ничего, кроме структурных достоинств… Производит определенное впечатление, пожалуй, хотя излишне бьет на сентиментальность.

И проследовал в следующий зал.

Глава 2

Что может быть приятнее июньского дня? Мы можем ответить на этот вопрос. Намного приятнее середина октября в Риме, когда Венера входит в дом Марса, и туристы, подобно леммингам, завершили свою ежегодную миграцию, и большинство из них отправилось домой, в свои холодные туманные страны, где родились.

Впрочем некоторые из этих искателей солнечного света и тепла остаются. Они приводят свои жалкие оправдания: спектакль, вечеринка, концерт, который не хотелось пропустить, свидание. Однако настоящая причина иная: у Рима есть особая атмосфера, наивная и несравнимая. В Риме можно стать главным действующим лицом в драме своей собственной жизни. Это, разумеется, не более чем иллюзия, однако северные города не могут похвастаться и этим.

Барон Эрик Зигфрид Рихтоффен ни о чем таком не думал. Его лицо выражало привычное раздражение. Германия вызывала у него неодобрение (отсутствие дисциплины), Франция — отвращение (грязь), а Италия одновременно и раздражала, и вызывала отвращение (отсутствие дисциплины, грязь, эгалитаризм, декадентство). Он приезжал в Италию каждый год; несмотря на неисправимые недостатки, эта страна казалась ему наименее отталкивающей среди остальных. К тому же здесь ежегодно проводилась международная выставка лошадей на Пьяцца ди Сиенна.

Барон слыл блестящим наездником. Это его предки втаптывали в грязь крестьян коваными копытами своих боевых коней. В конюшне барона были слышны звуки фанфар, сопровождавших парад конных карабинеров в сверкающих мундирах на площади.

Барон был крайне раздражен, поскольку стоял в одних носках и ждал, когда кто-нибудь из грумов, — когда эти парни нужны, их невозможно найти! — принесет ему сапоги. Проклятый грум отсутствовал уже восемнадцать минут тридцать две секунды, если верить часам на руке барона. Сколько нужно времени, чтобы навести глянец на пару сапог? В Германии, точнее в замке Рихтоффенштейн, который барон считал последним осколком истинной Германии, пару сапог приводят в почти идеальное состояние в среднем за семь минут и четырнадцать секунд. Подобное промедление вызывает желание зарыдать, или впасть в ярость, или сорвать зло на ком-то, или сделать что-то еще…

— Энрико! — завопил барон так, что его можно было услышать на Марсовом поле. — Энрико, проклятье, где ты?

Глас вопиющего в пустыне… На площади щеголеватый пижон-мексиканец кланяется судьям. Наступает очередь барона… Но у него нет сапог, черт побери, нет сапог!

— Энрико, мерзавец, немедленно иди сюда, или этим вечером прольется кровь! — снова загремел барон.

Выкрикнуть такую длинную фразу единым духом нелегко, и он едва перевел дыхание. Ожидая отклика, барон прислушался.