— Ты готов, Отис? — прошептал Арни, работавший впереди. — Ты готов?
— Я-то готов, — прошептал в ответ Пиггот-Блейн, стискивая сильными пальцами пластмассовую рукоятку кирки. — Я давно готов, Арни.
— Тогда начинаем через секунду. Следи за Джеффом.
Волосатая грудь Пиггота-Блейна ходила ходуном. Он отбросил со лба длинные каштановые волосы и взглянул на Джеффа, прикованного к цепи через пять человек от него. Пиггот-Блейн с нетерпением ждал сигнала; его плечи, обожженные солнцем, нестерпимо болели. На лодыжках виднелись шрамы от кандалов, а на спине — старые рубцы от ударов кнутом. Нестерпимая жажда горела у него внутри, но ее нельзя было утолить ковшом воды, ничто не могло утолить эту безумную жажду, из-за которой он и попал сюда, после того как разгромил единственный кабак в Гейнсвилле и прикончил этого вонючего старого индейца.
Джефф взмахнул рукой. Скованная цепью шеренга заключенных рванулась вперед. Пиггот-Блейн прыгнул на охранника с худым лицом и замахнулся киркой. Тот уронил кнут и попытался поднять ружье.
— Ах ты, падаль! — взревел Пиггот-Блейн, и острие кирки вонзилось охраннику в лоб.
— Хватайте ключи!
Пиггот-Блейн сорвал связку ключей с пояса мертвеца. Он услышал звук ружейного выстрела и крик боли, тревожно обернулся…
Рамирес-Блейн вел свой вертолет над плоской техасской равниной, в сторону Эль-Пасо. Серьезный молодой человек, он был поглощен работой и старался выжать из старой машины все, чтобы успеть добраться до Эль-Пасо до закрытия магазина скобяных изделий Джонсона.
Он осторожно вел норовистый старый вертолет, сосредоточившись на управлении машиной и показаниях высотомера и компаса, что, впрочем, не мешало ему думать о танцах в Гуаногуато на следующей неделе и ценах на кожу в Сьюдад-Хуаресе.
Равнина, испещренная зелеными и желтыми пятнами, проносилась внизу. Он взглянул на часы, затем на индикатор скорости.
«Да, — подумал Рамирес-Блейн, — пожалуй, я успею в Эль-Пасо до закрытия магазина! Я даже успею…»
Тайлер-Блейн вытер рукавом рот и подобрал куском кукурузного хлеба остатки жирного соуса с тарелки. Он рыгнул, отодвинулся со стулом от кухонного стола и встал. С демонстративной небрежностью Тайлер-Блейн взял из кладовой потрескавшуюся миску и наполнил ее кусками свинины и овощами, положил сверху большой кусок кукурузного хлеба.
— Эд, что ты делаешь? — спросила жена.
Он взглянул на нее. Женщина была худой, лохматой и выглядела старше своих лет. Не ответив на вопрос, он отвернулся.
— Эд, скажи мне! Эд!
Тайлер-Блейн раздраженно взглянул на жену, чувствуя, что от пронзительного, беспокойного голоса заныла старая язва желудка. «У нее самый визгливый голос во всей Калифорнии, — подумал он, — и меня угораздило жениться на ней». Пронзительный голос, острый нос, острые локти и коленки, плоская, как стиральная доска, да к тому же неродеха. Ноги лишь для того, чтобы поддерживать тело, а не для того, чтобы искать между ними хотя бы секундную радость. Живот, чтобы набивать его едой, а не для ласки. Из всех девушек Калифорнии он выбрал самую невзрачную, — еще бы, ведь он такой дурак, так и дядя Рэйф всегда говорил о нем.
— Куда ты понес миску с едой? — спросила она.
— Собаку покормить. — Тайлер-Блейн направился к двери.
— Но ведь у нас нет собаки! Эд, не делай этого, не надо сегодня!
— А я сделаю, — бросил он, довольный, что разозлил ее.
— Прошу тебя, не сегодня. Пусть убирается куда-нибудь в другое место. Послушай меня, Эд! Не дай Бог, в городе узнают.
— Солнце уже село, — сказал Тайлер-Блейн, остановившись у двери с миской в руке.
— За нами могут следить, — взмолилась она. — Эд, если в городе узнают об этом, тебя линчуют, ты ведь знаешь.
— Когда на меня накинут петлю, может, ты покажешься привлекательной, — заметил Тайлер-Блейн, открывая дверь.
— Ты делаешь это, только чтобы насолить мне! — крикнула женщина.
Он закрыл за собой дверь. Во дворе почти стемнело. Тайлер-Блейн стоял рядом с пустым курятником, озираясь по сторонам. Единственный дом поблизости принадлежал Флэннаганам, а они никогда не лезли в чужие дела. Он подождал, убедился, что вокруг не шныряют городские мальчишки, и пошел вперед, осторожно неся миску с едой.
Остановившись на опушке чахлого леса, он поставил миску на землю.
— Все в порядке, — тихо произнес он. — Выходи, дядя Рэйф.
Из леса на четвереньках выполз мужчина. У него было свинцово-бледное лицо, бескровные губы, бессмысленный неподвижный взгляд, а черты лица выглядели грубыми и незавершенными, словно железо перед закалкой или необожженная глина. На шее гноился длинный порез. Он с трудом волочил правую ногу, которую ему сломали горожане.
— Спасибо, парень, — пробормотал Рэйф — дядя-зомби.
Зомби быстро опустошил миску. Когда он закончил есть, Тайлер-Блейн спросил:
— Как ты себя чувствуешь, дядя Рэйф?
— Дело идет к концу. Это старое тело вот-вот загнется. Еще пара дней, может быть, неделя, и ты освободишься от меня.
— Пока ты жив, дядя Рэйф, я буду заботиться о тебе, — сказал Тайлер-Блейн. — Мне совестно, что я не могу взять тебя в дом.
— Нет, — покачал головой зомби, — они узнают. Это опасно. Как поживает твоя тощая жена?
— Как всегда злится, — вздохнул Тайлер-Блейн.
— Я предупреждал тебя, парень, еще десять лет назад предупреждал, чтобы ты не женился на этой девке. — Зомби издал звук, напоминающий смех. — Предупреждал, правда?
— Совершенно верно, дядя Рэйф. Ты был единственным здравым человеком. Жаль, что я не послушал тебя.